Erasure. Who The Hell Do Erasure Think They Are? (перевод статьи)

Who The Hell Do Erasure Think They Are?

Erasure: Да что они вообще о себе думают?

Q, декабрь 1995

 

В Техасе размер имеет значение. На дорогах здесь по двенадцать полос движения, обед состоит из шести блюд, а в десятигаллонных ковбойских шляпах умещаются все одиннадцать. Прежде чем заняться с кем-нибудь сексом, в Штате Одинокой Звезды приняты продолжительные предварительные ласки. В большом штате всё большое. Всё измеряется в больших количествах. 

Erasure тоже пользуются большой популярностью в Техасе. 

Накачанные парни и пышногрудые девицы энергично танцуют под сотрясающие стены клуба «Ка-Бум!» в центре Хьюстона знакомые электронные звуки, напоминающие симфонию автоответчиков. Сегодня здесь, как совершенно серьёзно утверждают они, «фестиваль Erasure». Йо, и, уж конечно, хо-хо!

Вскоре на сцену выходят сами Erasure и исполняют две песни в акустических аранжировках. Потом они сидят за раскладным столом, раздают автографы и бесчисленное количество раз выслушивают слова: «Вы, это, самая у меня любимая группа». Как-то странно, что поп-группе, давно известной своей лояльностью к гей-культуре, оказывают такой восторженный приём в местечке, чьей основной публикой являются добропорядочные рабочие парни-провинциалы, но именно так всё и происходит. Самих Erasure удивляет их успех в подобном месте, но они не собираются слишком много размышлять над причинами этого явления – как вскоре выясняется, Erasure вообще не любят глубоко анализировать что бы то ни было.

В этом месяце дуэт скромно отмечает своё десятилетие: целых десять лет в статусе Kraftwerk для народа. За эти десять лет группа записала девять альбомов, семь из которых легко взобрались на верхушки чартов, и двадцать два хит-сингла, ни один из которых (кроме, естественно, “Sometimes”) не сможет насвистать даже самый внимательный служащий «Юнигейта». Десять лет они сочиняли энергичные техно-номера и бесстрастные электронные баллады. Десять лет устраивали кэмповые концертные представления, которые нравились любительницам мужчин по имени Тони и безвкусных белых туфлей на шпильках (а иногда – мужчинам по имени Тони, которые носят белые  туфли на шпильках). Группа существует уже десять лет – намного дольше, чем, к огромному удивлению обоих, смогли продержаться вместе The Beatles. 

«Да нет, – недоверчиво усмехается Винс Кларк. – Не может быть, чтобы мы пробыли вместе дольше, чем The Beatles».

«Неужели, правда?» – взволнованно спрашивает Энди Белл, прежде чем решить, что в происходящем сейчас новом всплеске битломании нет ничего хорошего. «Они же это несерьёзно, да? – кривится он. – Они же не собираются взять в группу Джулиана». 

«Ну да, – соглашается Кларк. – Всё это не слишком здорово». 

Когда им напоминают, что ничего подобного The Beatles делать не собираются, Кларку и Беллу становятся интересны подробности этого проекта: как в нём участвует Йоко Оно, записаны новые песни аналоговым или цифровым способом, какую роль во всём этом играет Джордж Мартин, и – наверное, потому, что их новый сингл будет в наступающую пору соревнования рождественских песен конкурировать с “Free As A Bird” ливерпульской тройки, – «хороши ли вообще» новые песни покойного Леннона?

Ну что ж, тогда им ещё только десять лет, дамы и господа. А что помогло им продержаться вместе дольше, чем ливерпульцам?

«Группа в чём-то как семья, – говорит Кларк. – Мы не мешаем друг другу. Мы даём друг другу свободу. Мы никогда не ссоримся». 

Никогда?

«Никогда», – настаивает Белл, продолжая рассуждения Кларка в интуитивной манере, свойственной пожилым супружеским парам. 

«Мы стали друг другу почти что братьями. Если к нам  вдруг присоединяется кто-то ещё, мы с Винсом всегда объединяемся против них. Это словно наш секрет».

Винса Кларка однажды назвали «тёмной лошадкой». Действительно, Кларк редко покидает пределы своего купленного за три миллиона фунтов дома в Суррее, и, уж конечно, нечасто соглашается иметь дело с любопытными журналистами. 

«Я не знаю, зачем это так, – пожимает плечами незаметный «серый кардинал». – Не знаю. Два года назад мы с Энди давали одно интервью, и оно получилось так себе. Оно было очень скучное. Наверное, такое же скучное, как то, что я вам сейчас рассказываю. Так что…».

Кларк (ему сейчас тридцать пять) часто заканчивает фразы на многоточии, пожимая плечами, хмуря брови или непроницаемо улыбаясь. Большую часть времени он просто позволяет Беллу (тому тридцать один) говорить или менять тему разговора, а когда тот не делает этого, оба переключаются на более плодотворные для беседы темы: о недавнем переезде одного из друзей, об ухудшении качества рыбных палочек или о сравнительных достоинствах пива в бутылках и из бочек.  

Если предложить ему отвлечённую тему, Кларк с готовностью рассуждает на неё. Его низкий голос мог бы принадлежать какому-нибудь базилдонскому таксисту. Но на любой вопрос о причинах непрекращающегося интереса к Erasure ответа вы не получите. Например, спросите у Кларка, почему Erasure всегда любила публика, но никогда – музыкальная критика, и он отвечает со всей тягой к общению пациента больницы для душевнобольных:

«Не задумывался». 

Энди Белл более разговорчив, но сохраняет слегка отстранённый, загадочный вид. Вкупе с его прозрачной бледностью, это свидетельствует о многих поздних ночах, неразумно проведённых в нездоровой атмосфере танцевальных клубов, – но, по крайней мере, он готов обсуждать микрофеномен Erasure. Начнём хотя бы с того, что концерты их прошлого тура во многом превратились в пантомиму, когда Белл, всё больше наслаждаясь возможностью продемонстрировать свой гардероб, красовался на подмостках по всему миру, одетый лишь в коротенькое трико и несуразный золотистый гульфик. 

«Я забыл о чувстве меры, – сокрушается он. – Понимаете, дело в том, что я считаю, что я – клоун. Они мне очень нравятся. По-моему, они замечательные люди. Но всё может оказаться чрезмерным, превратиться в нечто в духе Либераче (американский пианист-шоумен). Я бы не хотел, чтобы меня запомнили таким. Не то чтобы мне так уж хотелось, чтобы меня помнили, но быть клоуном – это очень полезно. По-моему, все время от времени должны в них превращаться. Это помогает увидеть, как ты на самом деле смешон».

А что думал Кларк о костюмированных танцах своего поющего друга?

«По-моему, это было очень забавно, – сдержанно отвечает тот. – Он иронизировал над представлениями о себе. Когда играешь на сцене, ты словно превращаешься в другого человека. На сцене ты ничего не изобретаешь, а просто повторяешь одни и те же песни».

После этого ответа логично смотрится вопрос о вкладе самого Кларка в экстравагантные концертные постановки Erasure. Чем конкретно он занимается в них?

«Ничем особенным, – легко смеётся он. – Просто жму на кнопку, и начинается песня. На концертах музыку воспроизводят секвенсоры, так что я просто загружаю песни, и всё. В этом туре мы, к тому же, смогли подключить маленький телевизор, и, когда мне становилось скучно, я смотрел его. К сожалению, хорошо на нём ловился только “MTV”, так что какое-то время его я и смотрел. Но и это мне довольно быстро наскучило».

Не раздражает ли такой незаинтересованный подход к делу других музыкантов, которые в поте лица зарабатывают на жизнь, играя на сцене?

«Не думаю, что тех, кто приходит к нам на концерты, это особенно раздражает». 

Неужели у него никогда не возникает желания схватить электрогитару и врубить мощный рок-рифф?

«Нет, – вздыхает он. – Может быть, оно было у меня, когда я только начинал, но не сейчас. Мне для этого не хватает харизмы. На сцене я чувствую себя очень неловко».

Выходит, он выбрал неправильную профессию?

«Забавно, правда? Когда я учился в школе, мне не хотелось, чтобы меня замечали. Я хотел поменять имя на «Джон», потому что мне казалось, что «Винсент» звучит слишком странно. 

Но ведь наверняка в известности есть и плюсы?

«Я так не думаю, – размышляет он. – Разве что не приходится платить за выпивку. Но это же стандартная формулировка рок-музыкантов, ведь так?»

Несмотря на свою сдержанность по отношению к рок-музыке, Кларк всё же иногда находил в себе достаточно смелости, чтобы позволить себе самую главную из всех прихотей шоу-бизнеса: экстравагантную причёску. 

«Это правда, – без лишних эмоций соглашается он. – Но я постепенно терял волосы. Я решил, что могу в последний раз позволить себе что-то необычное». 

«Понимаю тебя», – виновато бормочет Белл. 

Расположившись в роскошном пустом баре на севере Хьюстона, Кларк и Белл мужественно переносят допрос. Они оба не отличаются крепким телосложением. Белл более атлетичен, под его футболкой вырисовывается небольшое брюшко. Кларк, напротив, настолько худощав, что с лёгкостью может сойти за помощника старика Стептоу (персонаж британского комедийного сериала начала 1960-х). 

Они вежливо и терпеливо отвечают на вопросы, но так и кажется, что, будь их воля, они охотнее занялись бы чем-то другим. Например, легли бы на процедуру по откачке желчи. Но коли уж мы здесь собрались…

Все песни Erasure похожи одна на другую. Что на это скажете?

«Нет, для меня они не похожи, – уверенно отвечает Кларк. – Ну, вот и всё, что я могу по этому поводу сказать». 

«Хм-м-м, – приходит на помощь другу Белл. – Интересно, а новые песни Beatles походят на их старые? Ведь люди именно этого и хотят, верно? Если бы они записали что-то в совершенно другом стиле, это отпугнуло бы слушателей». 

Вы пишете песни по лекалам. Это так?

«Я думаю, мы их придерживаемся», – соглашается Кларк. 

«Но, – отмечает Белл, – мы не станем говорить друг другу: «А давай-ка снова напишем что-нибудь в стиле “Victim of Love”».

Ты заслуживаешь тех денег, которые тебе платят за то, что ты делаешь?

«Без понятия, – отвечает Кларк, который, предположительно, заработал около пятнадцати миллионов фунтов стерлингов, играя в Depeche Mode, Yazoo и Erasure.  – Трудный вопрос, да?»

У тебя есть талант от бога?

«Нет, – спокойно говорит Кларк. – Энди талантлив от природы. А я просто умею делать музыку. Я подхожу к тому, что делаю, с гораздо более практической стороны. Я работаю с компьютерами. Если в студии я пытаюсь что-то придумать, иногда я просто перебираю цифры, пока что-нибудь не начинает получаться».

Разве процесс написания песен от этого не превращается просто в математику?

«Ну да». 

Что написано в графе «профессия» в ваших паспортах?

«Такой графы в них же больше нет, ведь так? – с неоспоримой логикой возражает Кларк. – Она была в старых паспортах, которые с чёрной обложкой». 

«В моём написано “музыкант”», – говорит Белл.

Какой самый лучший альбом в мире?

«”Dark Side of the Moon”, – не задумываясь отвечает Кларк. – Самый лучший в мире альбом. Без вопросов». 

«А для меня это “Parallel Lines” Blondie, – объявляет Белл. 

Где бы были сейчас Erasure без появления в Британии изменяющих сознание наркотиков?

«Ну, – начинает Белл, – музыка в стиле Hi-NRG существовала ещё до того, как все начали увлекаться экстази, да? Потом появился эсид-хаус, “Pump Up the Volume” и S’Express.  Потом зародилось техно. Но вот вчера мы играли в клубе, и у них звучала техно-музыка, но при этом никто не был под «кайфом». Не было никаких наркотиков, ничего такого. Но в Британии в клубах часто можно увидеть, как люди, накачавшись экстази, танцуют под один и тот же повторяющийся мотив. У меня так никогда не получалось. Даже под экстази у меня не получается настолько включиться в то, что там происходит, и просто танцевать под один пульсирующий ритм». 

Может ли музыка Erasure вызывать эйфорические, трансоподобные состояния сознания?

«Со мной иногда такое случается, – признаётся Кларк. – Не то чтобы у меня от неё появляется эйфорическое настроение, но она действует на меня вроде как гипноза. Ну, не гипноза, но просто иногда выходит так, что просто сидишь и слушаешь её. Но при этом, правда, можешь ещё и завести разговор о футболе или ещё о чём-нибудь». 

«Ты когда-нибудь использовал в песнях какие-нибудь звуки, которые нельзя услышать, а можно только ощутить? – обадривающе спрашивает Кларка Белл. – Какие-нибудь инфразвуки?»

«Нет», – отвечает Кларк. 

Если вы подерётесь, кто из вас победит?  

«Я его поколочу», – улыбается Белл. 

Чтобы оживить этот скучный допрос с пристрастием, мы пытаемся по-быстрому сыграть в «Мистера и миссис» – популярную в 70-х вечернюю телевикторину. Притворившись её ведущим Дереком Бейти, я задаю Энди шесть вопросов о Винсе. Тем временем, Винс удалился в воображаемую закрытую комнату, где слушает в наушниках лёгкую оркестровую музыку. Энди даст ответы на эти вопросы, а потом вернётся Винс и сам ответит на них. Смысл заключается в том, чтобы узнать, насколько хорошо оба участника Erasure на самом деле знают друг друга. 

Первый вопрос тебе, Энди: что прежде всего станет делать Винс, оказавшись в гостиничном номере?

Энди: «Он заглянет в мини-бар, съест что-нибудь питательное, включит телевизор, распакует сумку, сложит в ящик комода носки и бельё, повесит на вешалку пальто и выкурит сигарету». 

Вопрос номер два: Винса ждёт казнь на электрическом стуле – что он захочет съесть и выпить на своём последнем в жизни обеде?

Энди: «Он захочет съесть мяса. Ростбиф. Выпьет кружку пива «Хайнекен экспорт», больше чем пятипроцентного, сильноалкогольного». 

Третий вопрос: Если бы вы оба застряли на необитаемом острове, вы, по мнению Винса, могли бы, в конце концов,  начать спать друг с другом? 

Энди: «Может быть и да». 

Вопрос четыре: Если бы Винс мог изменить одно событие в истории Erasure, что это было бы за событие?

Энди: «Последний тур. Он бы сделал так, чтобы его не было». 

Пятый вопрос: Если бы Винс мог изменить в тебе что-то одно, что бы это было?

Энди: «Он бы сделал так, чтобы я не опаздывал». 

Вопрос номер шесть: За какую из пластинок из его фонотеки Винсу больше всего стыдно?

Энди (долго молчит): «Вот об этом я не знаю». 

Спасибо, Энди. Винс, пожалуйста, возвращайся. Энди ответил на шесть вопросов, которые я сейчас задам тебе. Отвечай на них как можно искреннее, но не забывай, что твои ответы должны учитывать то, что, по мнению Энди, ты мог бы сказать. 

Первый: Ты приезжаешь в очередной отель. Что ты делаешь в первую очередь?

Винс: «Распаковываю вещи, иду в туалет, включаю телевизор». 

Два: Тебя собираются казнить на электрическом стуле. Что ты ешь и пьёшь в последний раз в своей жизни?

Винс: «Кружку пива. Он, наверное, сказал, что «Бекс». Он не слишком хорошо разбирается в пиве. А что касается еды, то, пожалуй, я съем телятины. Что сказал он? Почти угадал». 

Три: Если бы вы оказались на необитаемом острове, закончилось ли бы всё тем, что вы стали бы спать друг с другом?

Винс: «Нет. Что он сказал? Он сказал, что может быть и да? Пусть мечтает». 

Четыре: Если бы ты мог изменить одно событие в истории Erasure, что бы это было за событие?

Винс: «Я не стал бы ничего менять. Он сказал, «последний тур»? Ну, если бы его не было, мы бы тогда ничему не научились». 

Пять: Если бы ты мог изменить что-то одно в Энди, что бы это было?

Винс: «Я бы сделал так, чтобы он чуть пораньше просыпался». 

И последний вопрос: За какую пластинку в твоей фонотеке, по мнению Энди, тебе больше всего стыдно?

Винс: «Он этого не знает». 

Верно! И за какую же пластинку тебе больше всего стыдно?

«Арт Гарфанкел, – смеётся он. – Его сольный альбом».

А сейчас пусть Энди скроется в сверкающей комнате, а Винс займёт место на подиуме и ответит на следующие шесть вопросов. 

Вопрос первый: Было ли в детстве у Энди какое-то событие, о котором он сожалеет и о котором может с уверенностью сказать, что оно повлияло на всю его оставшуюся жизнь?

Винс: «Ему здорово доставалось за то, что он писал на стенах имена своих сестёр». 

Вопрос второй (второму из вас): Какая у Энди любимая гитарная музыка?

Винс: «Может быть, Бадди Холли».

Вопрос третий: Если бы Энди пришлось пойти на свидание с Оливером Ридом (английский актёр) или Майклом Бэрримором (английский телеведущий), кого из них он бы выбрал?

Винс: «Бэрримора».

Вопрос четвёртый: Какая телепрограмма, с его слов, больше всего повлияла на него в детстве?

Винс: «“Top Of The Pops”».

Вопрос пятый: Есть ли какая-нибудь песня, которая оказала огромное влияние на его жизнь?

Винс: «Это “Dancing Queen” или “Union City Blue”».

И, наконец, шестой вопрос: Энди умеет жонглировать?

Винс: «Нет». 

Энди, возвращайся обратно. Винс ответил на полдюжины вопросов о тебе. Вот что это были за вопросы…

Первый: Мы спросили у Винса: «Было ли в детстве у Энди какое-нибудь событие, о котором он сожалеет и про которое может с уверенностью сказать, что оно повлияло на всю его дальнейшую жизнь?»

Энди: «Событие, о котором я сожалею? Может быть, о том, что переспал со своим лучшим школьным другом? Он сказал, то, что я писал на стенах имена? Ну, я тогда был совсем ещё малыш». 

Второй: Какая гитарная музыка, по мнению Винса, тебе больше всего нравится?

Энди: «Мне нравится, как звучат гитары в панке. Громко и немузыкально».  

 

Третий: Ты можешь выбрать, к кому отправиться на воображаемое свидание: к Оливеру Риду или Майклу Бэрримору. С кем захочешь встретиться? 

Энди: «С Оливером Ридом. Он, я знаю, сказал, что с Бэрримором». 

Четвёртый: Какая телепрограмма больше всего повлияла на тебя в детстве? 

Энди: «Мне, наверное, надо было бы сказать, что “Top Of The Pops”. Но это была либо “Tiswas”, либо “Potty Time” Майкла Бентайна». 

Пятый: Есть ли какая-нибудь песня, которая оказала огромное влияние на твою жизнь?  

Энди: «“Dancing Queen”».

И последний, шестой, вопрос: Ты умеешь жонглировать?

Энди: «Да».

«Не умеешь ты жонглировать», – возмущённо фыркает Кларк, не обращая внимания на правила приличия, принятые на телевикторинах для домохозяек. 

«Ну, тремя мячиками – нет, – защищается Белл, – но двумя – могу».

«Это не жонглирование, – протестует Кларк. – Это ты просто… подбрасываешь пару мячиков в воздух». 

Результаты на табло свидетельствуют, что Энди, набравший четыре очка, против всего лишь двух Винса,  побеждает. В утешение Кларк откусывает кусочек бутерброда и, по ведомой лишь ему одному причине, начинает рассказывать анекдот.

«Ну, вот, значит, жил был кролик, которого вырастили в лаборатории. Однажды он сбежал из лаборатории на соседнее поле, и там встретил какого-то зверя с длинными вислыми ушами и пушистым хвостом. «Кто ты такой?» – спрашивает кролик – раньше он никогда не видел других кроликов. «Я кролик, и ты тоже, – говорит другой кролик. – На, съешь морковку». Лабораторный кролик грызёт её и говорит: «Как вкусно!». «Конечно, вкусно, – отвечает другой кролик. – Кроликам нравится морковь. А ты когда-нибудь встречался с крольчихами?» «Нет», – говорит лабораторный кролик. «Ну, тогда пошли за мной в нору», – говорит ему новый друг. И он идёт, и там встречает кучу других кроликов, и крольчих тоже. «Вот здорово! – говорит лабораторный кролик после того, как весь вечер провёл вместе с крольчихами. – Но сейчас мне надо возвращаться обратно в лабораторию». «Зачем  тебе это? – спрашивает его приятель. – Здесь у тебя прекрасные зелёные поля, полно моркови, и все крольчихи – твои». «Ну да, – говорит лабораторный кролик. – Только мне до смерти охота покурить». 

Участники Erasure начинают громко хохотать и долго не могут остановиться. Ну же, ребята, успокойтесь.   

Английский текст интервью брала с замечательного фэн-сайта erasurette.com, но это было давно, и сейчас он, видимо, не функционирует, потому что ссылка на статью не работает. В других местах Интернета её не нашла.

Рубрика "Who the Hell...?" была, судя по всему, в этом журнале в то время регулярной.

Здесь тоже не столько информация, сколько всякие забавные истории из жизни, тем и интересно. 

Оригинал: 

 

 

Erasure. Интервью из журнала Select, январь 1992 г. (перевод)

«Сами видите, как это скучно – сниматься в программе Деза О’Коннора, –  с удивлением сообщает слегка утомлённо выглядящий Энди Белл, вокалист Erasure. – У них в гримёрках вместо стульев – кровати, да и те не двуспальные». Мы находимся в зоне для знаменитостей канала «Темза ТВ»: в коридоре с рядом безликих коричневых дверей, на которых вывешены таблички с далеко не безликими именами: Дайана Росс, Майкл Болтон, группа Майкла Болтона (которой отведено помещение размером не больше чулана) и, в самом конце, великолепная поп-группа Erasure. Вокруг стоит зловещая тишина – если все вышеперечисленные звёзды действительно находятся у себя в гримёрных, они, должно быть, уютно устроились на своих диванах-кроватях, так как не слышно, чтобы кто-нибудь шумно пил шампанское или вышвыривал из окон телевизоры. Максимум на что сейчас способны участники Erasure – посоревноваться, кто быстрее добежит до кровати. Они оба жутко уставшие, так как только вчера прилетели из Рио. Винс Кларк одерживает победу и сворачивается в клубок на кровати, энергично затягивается лёгкими сигаретам «Мальборо» и одновременно заносит в электронный органайзер Psion какую-то недавно раздобытую информацию из ресторана. Хотя внешностью и манерой речи он ужасно напоминает Нормана Теббита (британский политик), на самом деле этот хрупкий знаток синтезаторов из Базилдона вовсе не так суров, как кажется. Он сдержан и в разговоре любит задавать целые серии всё более подробных вопросов о мелких деталях (отсюда и информация про ресторан). Однако когда он чувствует себя свободно, у него вдруг появляется лукавое чувство юмора. Он постоянно отпускает подколы и шутки, после которых довольно посмеивается, словно школьник, только что с особым шумом выпустивший газы. Энди более разговорчив и менее сдержан, чем Винс. Его речь эмоциональна – нельзя сказать, что он манерен, но ему нравится подчёркивать свои слова преувеличенно выразительными жестами. Для человека, известного экстравагантностью своих нарядов, сейчас он выглядит удивительно спокойно – никаких латексных аксессуаров поблизости не наблюдается. Единственная яркая вещь, которую он позволил себе сегодня надеть, – это пиджак, украшенный затейливой вышивкой, который, как он утверждает, сшила для него дочь управляющего отелем в Южной Америке. Он медленно подходит к двери и с грустью всматривается в пустынный коридор. 
 

«Думаю, никто из них, скорее всего, нас не знает», – бормочет он. Тут из комнаты в дальнем конце коридора выскакивает крошечное существо, наполовину состоящее из высоких каблуков и наполовину – из угрожающих размеров парика. Это Тина Тёрнер в сопровождении своего бельгийского бойфренда, которая перебирается в более роскошный номер соседнего отеля. Энди прав: когда миниатюрная женщина-легенда семенит мимо, очевидно, направляясь туда, где кровати побольше, она совершенно не узнаёт его.  

Дело в том, что Erasure – это группа, которую не все знают по имени. Дуэт пишет превосходные поп-песни, билеты на их концерты на огромных стадионах разлетаются вмиг, и начиная с 1986-го они записали 15 хит-синглов и четыре попавших в верхнюю десятку чартов альбома, один из которых – “Wild!” 1989-го, сразу же после своего появления взлетел на самую вершину. 

В Британии их музыка продаётся такими же тиражами, что и работы Pet Shop Boys и Кайли Миноуг, но при том, что мамы и бабушки современных английских подростков (и Тина Тёрнер, кстати, тоже) все хоть немного слышали о Кайли и PSB, если упомянуть Erasure, скорее всего, это имя им ничего не скажет. 

В этом заключается разница между поп-группами первой и второй лиги. Потому-то Erasure и находятся здесь, на программе Деза О’Коннора, готовясь «расширить границы своей аудитории» выступлением под запись нового сингла с альбома “Chorus” (рождественской электро-баллады “Am I Right?”).  

      

Все смеются над Дезом О’Коннором, но горькая правда состоит в том, что он действительно лучший в Британии певец и шоумен в лёгком жанре. Каждую неделю его программу смотрят двадцать миллионов зрителей (у которых, возможно, не всё в порядке с критическими способностями) – по сравнению с этим шоу Уогана кажется настолько же популярным, как и образовательные передачи Открытого университета. И поэтому звезды выстраиваются в очередь, чтобы посидеть на краешке большого белого дивана в студии его программы и неискренне посмеяться над его «шуточками». С акулами шоу-бизнеса он беседует лично, а всякие мелкие рыбёшки приходят, выступают и уходят, лишь пожав ему руку. Erasure, как признаёт Энди, относятся ко второй категории. 

«Это они так думают, но мы-то знаем, что мы не мелкие рыбёшки. Мне хочется подойти к Дезу и сказать ему: «Вы будете брать у нас интервью лет через десять – если только раньше не склеите ласты. Мы тогда будем знамениты, а все остальные, кто сейчас участвуют в программе, станут старыми и морщинистыми». Они знамениты только своей известностью и ничем больше. Я знаю, что альбомы Дайаны Росс продавались миллионными тиражами, но сколько пластинок она продала за последние пять лет? Может быть, один миллион. Винса просили сочинить для неё песню, но он отказался. Нам она не нравится, она не слишком приятная».

Винс толкает своего коллегу локтем в бок и со смешком произносит: «Эй, опять ты начинаешь». 

«Но это же пра-а-авда», – возмущается Энди, а потом шепчет: «Мне нельзя критиковать других». 

Но Дайане, по крайней мере, разрешили лично встретиться с Дезом. Erasure провели в студии уже пять часов, но он даже ещё не сказал им «здравствуйте».

«И, может быть, и не скажет, – говорит Энди без всякого сожаления. – Мы просто споём песню, пожмём ему руку, и всё. Знаете, чтобы попасть на его программу, надо об этом просить, нельзя просто взять и решить, что было бы здорово там побывать. Надо ждать, пока тебя не позовут». 

Но их же увидят всего лишь двенадцать миллионов старушек, разве не так?

«Не-е-т, – обиженно вскрикивает Энди. – Его программу смотрят всей семьёй. Мне нравилось смотреть её дома вместе с бабушкой. В любом случае, Джимми Сомервилль выступил в ней, и если для него это нормально, то тогда и для нас – тоже».

Но это же не лучшая из телепередач, правда? Pet Shop Boys никогда не стали бы участвовать в шоу Деза О’Коннора. 

«Потому что они слишком консервативные, слишком много о себе думают», – резко говорит Энди, и сквозь его лондонский говор, словно в знак протеста, негодующе прорываются ноты Петерборо. Он, очевидно, считает, что думать о себе слишком много, – это серьёзный недостаток характера, от которого всего ничего до искусственности. Энди предпочитает искренность. 

«Мне нравится музыка Pet Shop Boys, но не нравится их отношение. Они слишком хладнокровны, и это смотрится неестественно. Я не думаю, что слушатели смогут долго верить в эту их историю, и поэтому их музыка сейчас немного теряет популярность. Они не могут постоянно поддерживать этот образ».  

Но у PSB продуманный имидж, и, соответственно, о них пишется море аналитических статей в музыкальных журналах. Разве Erasure не хотят создать вокруг себя такую же атмосферу таинственности?

«Не-е-т, зачем это нам? – недоумевает Энди. – Я не могу притворяться тем, кем я не являюсь. Я думаю, что когда нет чёткого имиджа, – это хорошо. Зачем искусственно выстраивать что-то из себя лишь для того, чтобы люди могли решить, кто ты такой? О, я ненавижу говорить про Pet Shop Boys. Мы, по крайней мере, честны. Надеюсь, то, что я говорю, не слишком ужасно. Нас постоянно спрашивают про них, и мне это просто действует на нервы». 

«Нам меньше всего нужна преданная публика, – с непроницаемо серьёзным видом шутит Винс. – Мы это делаем не ради того, чтобы покрасоваться, – мы не такие позёры. Что я имею в виду – мы только что прилетели сюда из Рио – а это ближе к Австралии, куда мы поедем потом, чем к Лондону. Мы бы не стали этого делать, если бы просто хотели произвести на всех впечатление». 

Erasure путешествуют по миру с июня с концертами в поддержку альбома “Chorus”. И хотя они вымотались и их нервы на пределе, они всё равно с нетерпением ждут предстоящих выступлений в Южной Америке. 

«Мы только что открыли для себя самую невероятнейшую, самую знаменитую суперзвезду во всей Латинской Америке, – взволнованно говорит Энди. – Она ведёт ток-шоу, её зовут Шуша, и у неё в программе всё такое шика-а-арное. Её микрофон обтянут мятым жёлтым бархатом, и на каждом микрофоне повязан бантик, все они разного цвета, и на них написано: «Шоу Шуши». Сзади висит её огромный портрет, и ей помогают маленькие ученики, которых зовут Муша, Туша… все имена такие, похожие. Она наш новый кумир. Она в большей степени звезда, чем все знаменитости, которые сегодня здесь собрались».  

Тем временем, в Северной Америке группа провела серию экстравагантных костюмированных вечеринок, на которых они выступили в роли ди-джеев. 

«Нас поддерживали «альтернативные» радиостанции, – объясняет Винс. – Это небольшие станции, на которых не звучат песни из Топ-40. Если ты из Англии и твоих песен нет в Топ-40, тогда твоя музыка – альтернативная. Они устроили вечеринки для наших поклонников, с бесплатной выпивкой, пожирателями огня и всем таким. И ради смеха, чтобы было ещё веселее, мы оба нарядились в женские платья». 

«Вся публика тоже должна была прийти в маскарадных костюмах, – поясняет Энди. – Некоторые наряды были просто потрясающие, потому что на носу был Хэллоуин. Одна толстушка пришла в костюме из голубой пены – она изображала тунца. Я выглядел потрясающе, а Винса постоянно принимали за Шер (Винс довольно посмеивается). Винса звали Ванесса, а меня, хм, Мими». 

«Не ври, тебя звали Андреа», – возражает Винс. 

«Я знаю, но это же так скучно».

«Ой-ой, ну тогда прошу прощения!!» – извиняется Винс и по какой-то необъяснимой причине громко хохочет.    

Следующая возможность увидеть Энди, одетого полностью в женскую одежду, представится британским слушателям в этом июне, когда Erasure отправятся в мировой тур. Вместо того чтобы выступать на больших стадионах, как в прошлый раз, они будут играть на площадках размером поменьше. Они утверждают, что это никак не связано со снижением спроса на билеты, и, наверное, это действительно так: целиком заполненный зал «Хаммерсмит-Одеон», собранный ими девять вечеров подряд, нельзя назвать провалом, и в четырёх других городах повторилась та же ситуация. 

«Нам хотелось, чтобы концерты проходили в более камерной атмосфере, чем в прошлый раз, и лично я чувствую себя свободнее, когда мы выступаем в театрах, – поясняет Энди. – Пластинки не продаются лучше благодаря концертным турам, и денег на концертах мы тоже не зарабатываем – нам просто нравится играть. Вообще-то, я их люблю: работа над каждым новым проектом поддерживает тебя на плаву».

Кроме упоминания о том, что предполагается активное участие зрителей в действии, Энди не хочет ничего рассказывать о том, какими будут предстоящие концерты, опасаясь, что его идеи могут украсть. «Они будут похожи на «Лебединое озеро» под «кислотой», больше ничего не могу сказать». 

Всё это слегка напоминает о пантомиме, и можно себе представить, как в будущем из Энди могла бы выйти симпатичная актриса-мим. Однако это предположение встречается в штыки. 

«Я никогда не буду заниматься пантомимой или делать что-нибудь в стиле рок-опер, если уж об этом зашла речь. «Трёхгрошовая опера» Брехта мне ближе. Я не Бой Джордж, мне просто пришлось развивать в себе эту эксцентричность, чтобы увереннее чувствовать себя на сцене. Иногда мне действительно становится неловко из-за моих костюмов, но если можешь спокойно относиться к тому, что выглядишь вульгарно, то это хорошо». 

Увидим ли мы когда-нибудь Энди одетым в «нейлонку»?

«Что это?»

Долго же он отсутствовал. Это те пёстрые эластичные спортивные костюмы, в которые одеваются семьи без чувства вкуса, когда отправляются за покупками. 

«По-моему, они симпати-и-и-чные. Люди просто такие снобы. Хотя я бы лучше оделся в прозрачную плёнку». 

«Это уже делали, – педантично возражает Винс. – У Undertones на обложке была фотография девушки, завёрнутой в полиэтилен». 

«Но это была бы не девушка, у которой была бы сплющена вся грудь. Это был бы я. Я бы смотрелся гораздо лучше». 

Видеооператор с удивлением наблюдает за Винсом, пока худощавый мастер техно пытается совладать с огромным аккордеоном – его реквизитом на это выступление. 

«Он его ни за что не удержит, – восклицает оператор. – По нему видно, что ему даже тёплое пальто будет слишком тяжёлым». 

Мы находимся в студии и готовы к последнему этапу съёмок, но они задерживаются из-за неполадок с камерой. Наконец-то появившийся Дез поддерживает надлежащий настрой публики, состоящей из почтенных зрелых женщин, своей ужасной болтовнёй, так что Erasure ретируются в гримёрную зону. Дайаны, Тины и Майкла поблизости нет, но тут вдруг объявляется единственная знаменитость, которая всё-таки узнаёт Erasure. 

«Привет, ребята, как дела?» – по-хозяйски басит Джонатан Росс. Его мощная фигура и огромная уверенность в себе, совсем не так, как в случае с самими Erasure, заполняют крошечную комнату.

«Мы встретили кое-кого, кого тебе надо пригласить в свою программу», – бормочет Энди, опять пускаясь в описание Шуши. 

Но Джонатан уже слышал о ней. «Она же раньше была мужчиной, да?»

«Нет, не может такого быть» – возражает ужаснувшийся Энди.

«Точно, была». 

«За такие слова тебя будет преследовать мафия, – предупреждает Энди. – Они там заправляют всеми телеканалами». 

«Наверное, они с ней это и сделали», – смеётся мистер Росс напоследок. И величаво уносится прочь, оставляя после себя небольшую пустоту. Винс, вероятно, чтобы заполнить паузу, начинает задавать вопросы. Первая тема на сегодняшний вечер – синти-поп начала 80-х. «Тебе нравился «футуризм»?» – спрашивает он. «Помнишь такую группу Shock? Или Landscape? А Cowboys International? Мне очень нравится музыка тех лет, она так отличалась от остальной». Он вспоминает про то, как бывал по субботам в «футуристическом» клубе “Croc’s” в Базилдоне: «Тогда было три направления – «футуристическая» музыка, Adam & The Ants для «готов» и рокабилли – люди не могли определиться с тем, что им больше нравится». 

На протяжении всего оставшегося вечера он то и дело вспоминает еще более хитроумные группы: «Помнишь Silicon Teens? Classix Nouveaux? “Electricity” OMD, эпохальная была песня…» 

Вторая тема для обсуждения – фотография. Хотя он внимательно рассматривает аппаратуру фотографа “Select”, Винс утверждает, что его не слишком интересует техника. Что ему действительно нравится, так это проявлять плёнки: в ванной комнате своего амстердамского дома он устроил фотолабораторию. Сейчас он как раз занят проявкой фотографий, сделанных во время недавней поездки в Лурд (поговаривают, что он увлечён религией). 

«Однажды нас фотографировал Дэвид Бэйли. Такого ужасного, грубого нахала я ещё никогда не встречал. Его ассистенты всё подготовили, мы заняли свои позы, а потом явился он, ни слова не говоря сделал несколько снимков, и снова ушёл. Он просто бросил всё на пол, чтобы его ассистенты подбирали за ним. Мы так и не увидели тех фотографий». 

Такие случаи из жизни, о которых рассказывает Винс, свидетельствуют, что с ним может быть удивительно интересно беседовать, когда он входит во вкус. 

«Он гораздо более открытый, чем может показаться, – подтверждает Энди. – Сейчас я знаю о нём гораздо больше, чем раньше». 

«Энди не волнуется по пустякам, его нелегко чем-то огорчить, и эти качества передались и мне, – говорит Винс, который когда-то был настолько одержим порядком, что каждый вечер в номере очередного отеля распаковывал чемодан и аккуратно складывал всю свою одежду в комод. – Сейчас я держу её в чемодане. У меня, знаете, всё очень хорошо организовано». 

«Да, у него с собой восемь пар носков, восемь пар белья – уже выработалась целая система. Однажды я взял одну пару белья, и полностью эту систему разрушил».

«В конце недели у меня осталось два лишних носка. Это было ужасно» – грустит Винс. 

«Надо было их выбросить – тогда всё бы выровнялось. Ты об этом не подумал, да, Винс?»

Ясно, что этот творческий союз не распадётся подобно тому, как это произошло с предыдущими группами Винса, – Depeche Mode и Yazoo. 

«Нет, так не случится, потому что мы нравимся друг другу, – говорит он. – Тогда я был моложе. Мы все были о себе слишком высокого мнения, я в том числе. Сейчас мы более-менее, хм… “остыли”».

«Винс такой ми-и-лый, он прекрасный человек, я люблю его, – воркует Энди. – Хотя я больше не думаю о том, чтобы заняться с ним сексом. Ну, по крайней мере, не слишком часто…»

Ассистент зовёт Erasure обратно в студию: наконец наступил их черёд снимать своё выступление. Винсу удаётся удержать в руках аккордеон на протяжении двух дублей, а у Энди получается пожать Дезу руку не один, а два раза (хотя «здравствуйте» от ведущего он так и не дождался). 

«У-у-у, никогда больше не буду её мыть», – неискренне говорит Энди после этого эпохального события, упаковывая свой пиджак. Он трясёт провинившейся конечностью в воздухе, словно хочет, чтобы она оторвалась. 

«Я всё равно запишу этот выпуск на видео. Посмотрю его, когда вернусь домой, –  размышляет Энди. – Хотя мне больше нравится смотреть блокбастеры…» 

Английский текст интервью брала с замечательного фэн-сайта erasurette.com, но это было давно, и сейчас он, видимо, не функционирует, потому что ссылка на статью не работает. В других местах Интернета её не нашла.
  
Само интервью, конечно, не столько информативное, сколько забавно-развлекательное, этим и зацепило.

Вот оригинал: