(“One Nation under a Moog”)
Автор: Саймон
Рейнолдс
The Guardian, 10
октября 2009 г.
Как свидетельствует новая документальная
лента канала «Би-Би-Си-4» “Synth
Britannia”
(«Синти-Британия»), сначала синтезатор обесчеловечил британскую поп-музыку, а
потом снова сделал её человечной; благодаря ему воплотилась в жизнь панковская
идея «сделай сам» и навсегда изменился внешний облик групп.
По-настоящему эра синти-попа началась в июне
1979-го, когда песня Tubeway
Army "Are 'Friends'
Electric?" достигла первого места в чартах. Её звучание и визуальные
образы многим были обязаны «берлинской трилогии» Дэвида Боуи и его образу
оказавшегося в незнакомом мире инопланетянина из фильма «Человек, который упал
на Землю». Добавьте немного настроений в духе Европы между двумя мировыми
войнами, и у вас получится рецепт песен “Fade to Gray” и “The Damned Don’t Cry” Visage, “Nightporter” и “Ghost” Japan и “Vienna” Ultravox. А за спинами этих
коллективов стояли первопроходцы, те парни, которые первыми придумали всю эту
среднеевропейскую/Mensch-Maschine-штуку: Kraftwerk, чья песня 1978-го года “The Model” в феврале 1982-го попала на первое
место британского хит-парада. Но, на самом деле, история синтезаторов в
популярной музыке началась гораздо раньше гумандроидной меланхолии Гэри
Ньюмана. Она идёт ещё от психоделических 60-х, когда такие американские группы,
как Silver Apples и The United States of America избавились от гитар ради
осцилляторов. В 1969-м Джордж Харрисон выпустил целый альбом электронных
загогулин, созданных на синтезаторе «Муг», названный “Electronic Sound”. Немецкие косморокеры Tangerine Dream постепенно превратили свою
величественную, подражающую Pink
Floyd
музыку в минималистичное, полностью электронное звучание с мрачными
ритмическими пульсациями. Сами «флойды» тоже попытались сочинить полноценный
синти-рок в треке "On the Run” с “Dark Side of the Moon”, чьи пронзающие мозг вибрации
предвосхитили звучание эсид-хауса. Другие прог-рокеры, вроде Кита Эмерсона из ELP и Рика Уэйкмана из Yes, выступали, стоя за массивными
конструкциями из электронных клавишных, но они использовали синтезаторы в
основном для имитации органа, извлекая из них вариации в стиле Баха и
арпеджированные виньетки. Гораздо более неземные созвучия можно было услышать с
экранов телевизоров благодаря научно-фантастическим сериалам наподобие «Доктора
Кто» и «Люди будущего» или в кинозалах во время просмотра таких
фильмов-дистопий, как «Заводной апельсин»,
«Штамм „Андромеда“» и «Побег Логана». В «чёрной» музыке также были свои
новаторы, увлечённые разнообразием потусторонних тональных красок синтезаторов:
от фьюжнеров Weather
Report и
Херби Хэнкока до фанкетёров Стиви Уандера и Funkadelic.
Британские
группы, захватившие чарты на заре 80-х, писали запоминающуюся и чёткую музыку
Kraftwerk. Фото:
GAB
Archive/Redferns
«Чёрные» они были или белые, все эти ранние
кнопкопереключатели обладали фрикоделическим, прог-роковым складом ума: они
любили синтезаторы за «странные» звуки, которые те производили, и поэтому они выдавали
на них длинные импровизационные соло или извлекали из них абстрактные шумовые пейзажи.
Ни у кого из них не было шанса задеть хит-парады. В каком-то смысле,
главное слово в термине «синти-поп» не
«синти», а «поп». Британские группы, захватившие чарты на заре 80-х, писали запоминающуюся
и чёткую музыку. В этом они пошли за Kraftwerk, которые были не только первой группой,
создавшей целый концептуальный продукт/weltanschauung [i]
на
основе электронной эпохи, но и превосходными мелодистами. Справедливо, что
долгожданный ремастированный каталог Kraftwerk переиздаётся почти одновременно с
долгожданным ремастированным каталогом Beatles, ведь Хюттер и компания
могут поспорить с «великолепной четвёркой» и по степени своего влияния на
поп-музыку, и по своему мелодическому гению.
Настолько же вдохновляющим был для этих синти-поп-исполнителей
и строгий внешний облик Kraftwerk: их
серые костюмы и короткие стрижки смотрелись необычно в эпоху джинсов, бород и
всклокоченных шевелюр, знаменуя собой европейское будущее поп-музыки, её
решительный разрыв с Америкой и рок-н-роллом. Возможно, даже большим предвестником
грядущих изменений оказалось евродиско Джорджио Мородера, чьи механически
точные секвенсоры и по-ледяному чувственная электроника провели связь между
синтезаторами и танцполом, в противоположность более существовавшей ранее ассоциации
музыки в духе Tangerine
Dream и
Клауса Шульце с наркотическим ступором и прострацией. Выпущенные в 1977-ом “I Feel Love” Донны Саммер, спродюсированная
Мородером, и “Trans-Europe Express” Kraftwerk разделили историю
поп-музыки на две части настолько же основательно, как “Anarchy in the UK”. Именно тогда и начались 80-е.
Группы
восприняли дешёвые синтезаторы как настоящее пришествие эстетики «сделай сам»
Как нельзя кстати, эти синглы появились в то
время, когда синтезаторы уже стали намного более доступными по цене, удобными в
транспортировке и использовании. Как выясняется из документального фильма «Би-Би-Си-4»
“Synth Britannia”,
инструменты, когда-то стоившие с небольшой дом (и поэтому остававшиеся
прерогативой суперзвёзд прог-рока), теперь можно было приобрести за несколько
сотен фунтов стерлингов или даже ещё дешевле, если вы заказывали по почте набор
«Собери свой синтезатор» и были готовы потратить несколько недель на сборку
этой штуки. Группы, которых вдохновляли панковская риторика несогласия и
провокационные наряды, но которым казалось слишком старомодным и рок-н-ролльным
звуковое наполнение панк-рока, восприняли дешёвые синтезаторы как настоящее
пришествие эстетики «сделай сам».
Синти-поп прошёл через две чётко определённые
стадии развития. Для первой был характерен шик дегуманизированности. Это не значило,
что музыка была лишена эмоций (в чём её стандартно обвиняли рокеры-синтифобы), но
что эти эмоции были мрачными: переживание изолированности, урбанистической отчуждённости,
чувство внутреннего холода и пустоты, паранойя. В постпанковом «подполье» такую
музыку играли Cabaret
Voltaire и Throbbing Gristle. Как это ни забавно, обе
группы достаточно активно использовали гитарное звучание, но сильно
обрабатывали его с помощью электронных эффектов. В поп-«надполье» такую музыку
исполняли Джон Фокс и Гэри Ньюман. В ранних хитах Гэри, записанных под маркой
группы Tubeway
Army, также
много применялась гитара. Секрет его успеха заключался в том, что его музыка,
несмотря на все свои величественные полотна ледяных синтезаторных созвучий,
имела рок-драйв. Даже когда он отказался от гитар вместе с названием Tubeway Army, и начиная с сингла “Cars” его музыка стала полностью электронной,
он оставил в своём коллективе настоящего, из плоти и крови ударника.
Вторая стадия развития синти-попа стала реакцией
на первую. Электронные звуки начали ассоциироваться с беспечным оптимизмом и групповым
духом танцпола, они заставляли задуматься скорее о ярком, стерильном будущем,
находящемся где-то совсем рядом, чем об
унылых городских ландшафтах 70-х в духе Дж. Г. Балларда. Тематика песен также в
основном вернулась на традиционную поп-территорию: к любви и романтике, желанию
убежать от реальности и стремлению к лучшему. Основными двигателями
регуманизации синти-попа довольно логично стали The Human League («Лига людей») – посмотрите хотя бы на
названия их песен: “Open
Your Heart” («Открой своё сердце»), “Love Action” («Воздействие любви»), “These Are The Things That Dreams Are Made Of” («Вот из чего сделаны мечты»).
Неожиданно
в поп-музыке появилось огромное количество дуэтов, в которых труд чётко
разделялся между композитором-оператором и певцом-автором текстов
Марк Алмонд и Дэйв Болл из
Soft
Cell в
1982-ом году.
Фото: Eugene Adebari / Rex Features
Soft
Cell с их
песнями о пылкой страсти и фальшивом блеске также сыграли существенную роль. Состав
их группы – мужчина-дива Марк Алмонд и гений клавишных Дэйв Болл – стал образцом
для коллективов второй половины 80-х. Новые компактные синтезаторы напоминали
оркестр в одной коробке; исчезла необходимость иметь целую группу
музыкантов-инструменталистов. Неожиданно в поп-музыке появилось огромное
количество дуэтов, в которых труд чётко разделялся между
композитором-оператором и певцом-автором текстов: Eurythmics, Yazoo, Tears For Fears, Blancmange, Pet Shop Boys. Состав синти-поп-группы был
двусмысленным или, по крайней мере, заставлял приверженцев рока почувствовать
себя неуютно: «компанейскую» структуру рок-группы сменили однополые «пары» и
иногда союзы в составе женщины-дивы и мужчины-эксперта по электронике.
Yazoo
были великолепным примером такого коллектива, построенного на сочетании огня и
льда: эмоциональное пение Элисон Мойет, ставшее прототипом для Джосс Стоун, соединялось
с первозданно чистыми весёлыми мелодиями Винса Кларка. Кларк когда-то придумал Depeche Mode или, по крайней мере, все так считали.
Но в дальнейшем он совершил серию преступлений против культуры под такими
именами, как The
Assembly и Erasure, тогда как именно «депеши»
неожиданно выросли в серьёзных артистов, оставив пустяковые песенки вроде “Just Can’t Get Enough” ради музыкально изощрённых,
политически ангажированных/рассерженных альбомов “Construction Time Again” и “Some Great Reward”. В антимонетаристском хите “Everything Counts” запечатлелась меланхолия исторического
момента, наступившего после переизбрания Тэтчер, тогда как в “Master and Servant” вдохновлённая
садомазохистской эстетикой, приравнивающая личное к политическому аллегория
власти («это совсем как в жизни», так что «забудь всё, что ты знаешь о
равенстве») соединилась с поп-вариантом металлобития в стиле Einstürzende Neubauten и Test Department. Лучше всего была трудно
поддающаяся забыванию “Blasphemous
Rumours” –
песня-насмешка над Всевышним, в которой высказывалась мысль, что «у Бога больное чувство юмора».
Одна из повторяющихся тем в “Synth Britannia”, неоднократно озвученная
Дэниэлом Миллером, основателем рекорд-лейбла "Mute",
на котором записываются «депеши», – это то, что само понятие электронной
музыки, по свой сути, не британское.
Казалось бы, это вызывает вопрос: почему тогда Великобритания стала
главным государством в мире по производству синти-попа, а затем оставалась главной
действующей силой в области электронно-танцевальной музыки на протяжении всех 90-х?
Правда состоит в том, что настоящим королевством синтифобии были Соединённые
Штаты. Но это также значило, что американские подростки, не нашедшие себе места
в обществе, могли выражать своё отрицание, отвергая привычно популярные у их
сверстников группы вроде Mötley Crüe ради
«гейского» английского электро-попа.
Узкий круг поклонников «депешей» в Штатах расширился, когда выяснилось,
что группа удивительно хороша на концертах, даже на самых больших площадках,
пиком чего стало их выступление на стадионе «Роуз Боул» в Пасадене, собравшее 70
тысяч зрителей. В Европе они были ещё более популярны, в Германии – почти как Beatles; в этой стране вплоть до сегодняшнего
дня проводятся рэйв-вечеринки, на которых всю ночь звучит музыка Mode.
Когда смотришь “Synth Britannia”, понимаешь любопытную
вещь: футуристичность этой музыки в значительной мере невосстановима для нас именно
потому, что мы живём в том самом будущем, которое помогла приблизить эра
синти-попа. Благодаря техно-рэйву 90-х, R&B, видеоиграм и рингтонам «нулевых»
электронные тональности присутствуют везде, становясь общим местом. В начале
90-х термин «электро» обозначал технологическую продвинутость, воплощение
будущего в настоящем; теперь же понятие «электро» применяется по отношению к
звукам, «зажигавшим» модные бары на востоке Лондона в течение предыдущего
десятилетия и сейчас ставшим мэйнстримом благодаря песням La Roux и Lady Gaga, – то есть по отношению к
синтетическому попу, который не использует на полную катушку все возможности
новейших цифровых технологий, и поэтому звучит почти так же
причудливо-старомодно, как если бы он был сыгран на клавесине.
Так как футурошоковый аспект синти-попа сошёл
на нет, сейчас становится особенно очевидной поп-составляющая этого жанра:
симпатичные мелодии OMD,
болезненная грусть Ньюмана и The
Human League. Как это ни странно, остаться в истории
этой музыке помогло то же, что сделало бессмертными The Beatles и артистов лейбла “Motown”: мелодия и чувство.
Любимый музыкальный журналист про любимую эпоху и любимый документальный фильм о ней.
Конечно, не могла не перевести.
